Майкл Муркок - Короли во тьме / Kings in Darkness [= Подземные короли]

Тишину прохладной северной ночи неожиданно прорезали вопли и топот копыт. Элрик, правитель погибшей и разделенной на части империи Мелнибонэ, радуясь, как вырвавшийся из ловушки волк, и бешено погоняя скакуна, летел через тьму и что-то весело и бездумно выкрикивал. Он мчался из Надсокора, Города Нищих, и лютая ненависть преследовала его. Отвратительные обитатели чудовищного города узнали в нем своего старого врага еще до того, как он выведал тайну, за которой пришел, и теперь они гнались за ним и за забавным щуплым человеком, который скакал, хохоча во все горло, рядом с Элриком. Это был Мунглум Чужеземец из Элвера, далекой восточной страны, не обозначенной ни на одной карте.

Пламя факелов разрывало бархат ночи, и крики сотен оборванцев, подгонявших тощих кобыл, будили тихие поля. И хотя преследователи были трусливыми заморышами с ухватками шакалов, они представляли собой грозную силу, так их было много, и все они имели длинные ножи и костяные луки, поблескивавшие в свете факелов. Два воина не могли противостоять им и даже вряд ли сумели бы нанести серьезный урон этой толпе, и потому Элрик и Мунглум решили покинуть город без боя. Теперь приятели скакали навстречу выползавшей из-за леса полной луне, которая слабыми лучами выхватывала из темноты беспокойные воды реки Варкалк — единственную надежду на спасение.

Правда, грозная река и разъяренная толпа нищих представляли собой примерно одинаковую опасность, но если в схватке с жителями Надсокора беглецы никак не могли уцелеть, то со стихией еще можно было побороться. У крутого берега темной реки кони заупрямились и начали пятиться, однако воины резко пришпорили скакунов и заставили их спуститься к воде. Умные животные осторожно вошли в реку и поплыли, фыркая и храпя. Река с ревом несла их к зловещему лесу Троос, который находился в пределах Орга, страны черной магии и древнего зла.

Элрик вытер лицо об рукав и кашлянул.

— Я думаю, они не сунутся в Троос! — крикнул он, перекрывая шум воды.

Мунглум ничего не ответил. На его смуглом лице застыло выражение, которое в зависимости от обстоятельств можно было рассматривать и как веселую усмешку, и как гримасу ужаса. Кони плыли, подчиняясь течению, а толпа оборванцев, продолжая погоню по берегу, что-то вопила им вслед. Порой до воинов долетали глумливые выкрики:

— Лес сделает за нас эту работу! Счастливого пути!

Альбинос злобно расхохотался в ответ. Темная прямая река, широкая и глубокая, несла двух всадников, словно щепки, к утру, умирающему без солнца, холодному, словно дыхание льда. Плоские утесы изредка оживляли унылую равнину, прорезанную Варкалком точно посередине. Нечто черное и коричневое с зеленым оттенком торчало из расщелин прибрежных скал, трава на равнине колыхалась под ветром так, словно выполняла тяжелую работу. В рассветном сумраке толпа нищих, наконец отказавшихся от мысли вернуть ускользнувшую добычу, постепенно растаяла — оборванцы возвращались в Надсокор.

Когда они ушли, Элрик и Мунглум, приглядев подходящее место, заставили коней подплыть к берегу и выбраться наверх. Равнина уже уступила место редкому лесу, и уродливые деревья торчали из бурой почвы, покрывая ее пятнами теней.

Листва шевелилась, странно дергаясь, словно отвоевывая право на самостоятельную жизнь.

Это был лес ядовитых цветов, окрашенных в кровавый цвет и покрытых болезненными пятнами, лес изогнутых, вывернутых стволов, черных и блестящих, лес остроконечных темно-пурпурных и ярко-зеленых листьев — определенно нездоровое место, где воздух был пропитан отвратительной вонью гниющих растений.

Мунглум сморщился и выразительно покосился в сторону реки.

— Может, вернуться? — предложил он. — Лучше миновать Троос и срезать путь по Оргу, тогда через день мы окажемся в Бакшаане.

Альбинос нахмурился:

— Я не сомневаюсь, что в Бакшаане нас встретят так же тепло, как в Надсокоре. Жители этого заплывшего жиром городка не забыли ни о разрушенном дворце Никорна, ни о богатствах, которые мы получили с их торговцев. Нет, лучше уж познакомиться с этим лесом. Я слышал рассказы о нем и об Орге и хочу узнать, насколько они правдивы. Мой клинок и магия защитят нас.

Мунглум вздохнул:

— Элрик, давай не будем дергать тигра за усы.

Альбинос холодно улыбнулся. Его рубиновые глаза горели на фоне мертвенно-бледной кожи особенно ярко.

— Ну что за глупости тебя тревожат! В худшем случае нас ожидает только смерть.

— Вот именно это мне и не нравится, — пожал плечами Мунглум. — Роскошь Бакшаана или, если ты предпочитаешь, Джадмара…

Но Элрик уже погнал скакуна вперед, углубляясь в лес. Мунглум со вздохом последовал за ним.

Вскоре густые кроны странных деревьев, усеянные темными цветами, закрыли большую часть неба, которое так и не просветлело, и путешественники оказались в своеобразном туннеле, образованном влажными черными стволами. Рассмотреть что-либо впереди было невозможно, но оба чувствовали: там, за этим туннелем, десятки и сотни еще более безрадостных мест, утонувших в угнетающей мгле.

Мунглум решил, что рассказы про этот лес, которые он слышал от путников с безумными глазами, которые изредка заглядывали в таверны Надсокора, вполне соответствовали действительности.

— Пожалуй, это в самом деле лес Троос, — сказал он Элрику. — Говорят, Обреченный Народ освободил чудовищные подземные силы, и они вызвали ужасные изменения в людях, животных и растениях. Этот лес — последнее, что они создали, и последним исчезнет.

— Дети иногда ненавидят своих родителей, — загадочно проговорил Элрик.

— Ну да, таких деток надо особенно опасаться, — отозвался Мунглум. — Рассказывают, что, когда Обреченные правили миром, у них не было богов, которых бы они боялись.

— Действительно бесстрашный народ, — слегка улыбнулся Элрик. — По крайней мере, они заслуживают уважения. Испугайтесь, и боги вернутся к вам — вот что утешает большинство людей.

Мунглум слегка удивился, но промолчал: ему стало как-то не по себе.

Весь лес был наполнен злобным шуршаньем и шепотом, хотя ни одно живое существо не попалось путешественникам на глаза. Ни птиц, ни грызунов, ни насекомых, и это еще больше пугало и настораживало.

Чтобы хоть немного отвлечься и стряхнуть наваждение зачарованной чащобы, Мунглум дрожащим голосом затянул песню:

Распевая все громче и уверенней и чувствуя, как возвращается его природная жизнерадостность, Мунглум ехал за человеком, которого именовал другом, хотя тот был до некоторой степени его хозяином, пусть никогда не позволял себе даже намекнуть на это.